ИЗ ПЕПЛА ПОЖАРИЩ.
В освобожденный Воронеж вместе с бойцами и командованием гарнизона, вместе с руководителями области и города первыми вошли рабочие заводов левого берега. Секретарь партбюро Отрожского вагоноремонтного завода товарищ Ламаш в своем дневнике кратко и взволнованно описал эту радостную и скорбную встречу советских людей с родным городом:
«От проспекта Революции остается страшное впечатление. Нет ни одного целого дома. Все сожжено, все разрушено. Поперек проспекта лежат вековые деревья, много кроватей и другой мебели. Подбитые танки, автомашины. Нет памятника Петру I. Петровский сквер весь в окопах, в блиндажах. В Кольцовском сквере тысячи могил с крестами. Здесь «фрицы» устроили кладбище.
Горит здание обкома партии, вернее не здание, а то, что от него осталось, — огромные развалины. Пламя высоко поднимается над этими грудами гранита...»
Перед своим отступлением из города немцы разрушили заводские корпуса, взорвали лучшие общественные здания: государственный университет, вокзал, здание обкома и облисполкома, Дворец пионеров.
Разрушен был Митрофаниевский монастырь и его колокольня — памятник творчества Гваренги. Искалечено прекрасное здание филармонии (бывшее Дворянское собрание), разбита колоннада старинного дома Тулинова.
Два с половиной века стоял на острове свидетель петровских времен, молчаливый, но много говоривший нашей памяти цейхгауз. Ни огонь, ни время, ни человек не тронули его мощных стен. Фашисты превратили их в груду кирпича. Они увезли и памятник Петру из городского сквера.
Ряды выжженных коробок с пустыми закопченными глазницами окон, бесформенные нагромождения камня и скрюченных железных балок, пустыри, засыпанные щебнем и битым стеклом, — вот что оставил враг после себя в Воронеже.
Поэт-фронтовик Ольга Кожухова, потрясенная испытаниями, выпавшими на долю родного города, вспоминала его прежний светлый облик, сравнивала с тем, каким он стал:
...Он плыл рекою голубою,
Он солнцем огненным сверкал
И отражал меня с тобою
В озерах уличных зеркал.
Теперь там мертвые колонны,
Глазницы черные домов...
Поэт Константин Гусев гневными и взволнованными словами рассказывал о том, что сделали гитлеровцы с Воронежем:
Но словно в горы входишь ты
в свой город.
Камни, груды щебня,
развалин мрачные хребты,
разбитых стен косые гребни.
...Глядит хозяйкою луна
из окон выжженного дома.
Бьет ветер в жесть. И ночь полна
железного глухого грома.
Здесь света нет и нет тепла —
твой город темен и печален.
И полночь на плечи легла
безмерной тяжестью развалин.
Ко всем воронежцам обращал поэт страстный призыв поднять из руин родной город:
На поле минном он лежит,
последней истекая кровью.
Он хочет в бой, он хочет жить!
Спаси его своей любовью!
Да, действительно, Воронеж лежал на минном поле... За четыре месяца саперы обнаружили на улицах города пятьдесят восемь тысяч противопехотных и противотанковых мин. Десять тысяч мин они подорвали на месте, остальные обезвредили и отправили на фронт.
Комиссия государственного контроля, работавшая по выяснению ущерба, нанесенного Воронежу фашистскими бандитами, установила, что в городе сожжено восемнадцать тысяч домов — девяносто два процента его жилого фонда.
Гитлеровцы сожгли Воронеж, но не убили его. Город был пробужден от страшного сна животворящей любовью своих сынов и могучей волей Советского государства.
Много лишений и трудностей испытали воронежцы, возвратившиеся первыми в разрушенный город. Об этом суровом времени они могли бы сказать:
В те дни в глазах у нас не гас
Тяжелый дым беды.
В жилищах не было у нас
Ни света, ни воды.
Сидели мы при фитилях,
Вдыхая гарь и чад.
Ходили воду брать в овраг,
Как триста лет назад.
Но фашистским безумцам не удалось отбросить Воронеж на триста лет назад. Уже через месяц после освобождения города вступили в строй временные электроустановки, временная насосная станция. Население получило и воду и свет.
Водопровод был полностью восстановлен к 1 сентября 1943 года, ВОГРЭС дала ток в январе 1944 года. Освобожденные от завалов улицы текли широко и свободно, словно реки. Их осеняли деревья, чудом уцелевшие в хаосе огня, пожиравшего здания. В мае каштаны, как всегда, торжественно зажигали канделябры своих бело-розовых соцветий. В июне воздух был напоен медовым запахом липы, и невесть откуда прилетевшие пчелы жужжали в ветвях.
К деревьям мы испытывали благодарность, почти как к живым существам. Как хорошо, что они выстояли! Зелеными одеждами деревья прикрыли раны города. Они говорили о вечно обновляющейся природе, они были символом возрождения.
И город возрождался. Много было вложено труда, чтобы сгладить следы немецкого разбоя. Каждая трудовая победа была праздником: вот уже приведены в исправность телефон, телеграф, радио, железнодорожные вокзалы. Вот уже работают фабрики и заводы, школы и больницы, вузы и театры. На стадионах воронежские футболисты состязаются с иногородними командами.
Тысячи небольших домов восстановили индивидуальные застройщики, получив кредит от государства. Многоквартирные дома восстанавливали строительные конторы города и крупных учреждений. Все население участвовало в разборке разрушенных зданий. Там и тут вместо бесформенных руин вставали штабеля кирпича. Это материал для будущего строительства.
Много было сделано в первые же годы, но неизмеримо больше еще предстояло сделать.
Знакомые контуры домов напоминали прежний Воронеж. Но стоило вглядеться пристальней, и странное, немыслимое зрелище снова и снова ранило сердце.
Сколько еще оставалось домов «сквозных»! С Никитинской улицы через пустые глазницы окон виднелись трамваи, идущие по проспекту Революции.
В нижних этажах домов-коробок лестничные клетки и бетонированные арки подъездов приходилось приспосабливать под магазины, кустарные мастерские, закусочные. Но в большинстве этих домов окна и дверные проемы до высоты человеческого роста были заложены кирпичом. Аккуратно выведенная стенка скрывала от глаз нутро выжженных зданий.
Панели и тумбы по краям тротуаров выбеливали мелом. Это придавало городу особенно опрятный вид. Улицы все были подметены, даже те, на которых не сохранилось ни одного целого дома.
В 1944 году, когда Воронеж посетили новосибирцы, один из членов делегации воскликнул:
— Мы удивляемся двум вещам: почему у вас так чисто и где живут люди?
Где же, в самом деле, жили люди?
Пока шла война, пока не было уличных фонарей, проходя ночью по городу, можно было наблюдать какой-то отблеск на тротуарах, у самой подошвы искалеченных домов. Это пробивался слабый свет из окон подвалов. Подвалы были заселены в первую очередь, сразу же после освобождения города.
Когда разминировали домики, уцелевшие главным образом в приречных, изрезанных оврагами районах города, многие сотни семей перебрались туда. Но подвалы не остались необитаемыми. Их сейчас же снова занимали воронежцы, возвратившиеся на родное пепелище. Пригодных к ремонту домов было так мало — восемь-десять из сотни, а население города все увеличивалось.
Стали приспосабливать под жилье каждую случайно сохранившуюся ячейку разрушенных зданий.
В центре города, в большом доме, зияющем всеми своими этажами, на самом верху — не под крышей, потому что крыши нет, а, кажется, будто прямо под кровлей неба — светилось одно окно. Кто-то жил на этом удивительном маяке!
Была в городе колокольня, оборудованная под квартиру. Семья устроила себе две комнаты — одну над другой. Но попасть в верхнюю можно было только через люк в потолке нижней.
Комнатки, восстановленные в разных этажах непокрытых, неотстроенных домов, походили на скворешни на голых еще деревьях.
И люди жили в этих скворешнях, жили в катакомбах во имя будущего Воронежа. Этот повседневный подвиг был так же естественен, как сама жизнь.
Есть неодолимая сила, влекущая русского человека с чужбины на родину, а из разных краев своей тоже родной, тоже советской земли — к отчему дому, туда, где ты родился, жил и рос.
Тысячи воронежцев возвратились в родной город, зная заранее, как здесь тяжело и трудно. Мужественные советские люди дали клятву поднять Воронеж из пепла пожарищ, из обломков и развалин.
Рабочие, служащие, женщины-домохозяйки участвовали в восстановительных работах. Студенты учились по разрозненным страницам обгоревших книг, оборудовали учебные кабинеты, своими руками строили временные аудитории и общежития.
Саперы взрывали остовы не пригодных к восстановлению зданий, расчищая место для нового строительства. И архитекторы — эти художники дерева и камня, — уже видевшие своим внутренним зрением силуэты будущего города, наносили на бумагу его величественные формы.
В громовой славе салютующей артиллерии, в разноцветных огнях фейерверков пришла весна 1945 года.
И сразу — благодатная тишина.
Над просторами исконной русской земли, над освобожденными странами, над колыбелями младенцев и над могилами павших во имя жизни встало утро Победы.
В ноябре 1945 года Советское правительство приняло решение о восстановлении пятнадцати крупных русских городов. В их число был включен и Воронеж.
Постановление Совнаркома Союза ССР обязывало городские организации переселить всех трудящихся из временно приспособленных помещений и землянок в восстановленные дома. Было также предложено особое внимание уделить восстановлению зданий, ценных в историческом и архитектурном отношении.
Города — живая летопись русской истории. Памятники старины рассказывают о веках и событиях, о делах предков. Они запечатлели в себе наиболее яркие страницы развития нашей государственности, духовного роста народа, его трудовой и воинской доблести.
И камни Воронежа — это не просто известняк и булыжник, кирпич и цемент. Иные из них помнят еще времена татарских набегов, по другим ступала нога преобразователя Петра... А иные камни исторически много моложе, но по ним победно шагала сама Революция: они обагрены горячей кровью борцов, отдавших свою жизнь за свободу и счастье народа; из них высекали искры кони легендарных буденовцев... Есть и совсем молодые камни, их создали не слепые силы природы, они сотворены в бетономешалках и уложены в железные конструкции заводских цехов энтузиастами первых пятилеток.
Фашисты не пощадили ни памятников старины, ни индустриальных новостроек. Камни разрушенных исторических зданий, заводов и детских яслей лежали рядом.
С волнением читали мы по ним летопись родного города. Как нет дерева без корня, так нет страны, нет народа, нет города без истории. Листая страницы истории славного русского города, нашего Воронежа, мы уверенно смотрели в его грядущий день.
Труд советских людей поднял Воронеж к новой, прекрасной и многогранной жизни.
Наш город снова стал крупным промышленным, научным и культурным центром.
Воронеж только один из многих советских городов. Но в нем ярко отражено все то, что присуще нашей стране, нашему народу, — воля русских людей к миру, поступательное, победное движение русского общества.